Неточные совпадения
На третий день Николай вызвал
брата высказать опять ему свой план и стал
не только
осуждать его, но стал умышленно смешивать его с коммунизмом.
— Чего? да разве ты
не во всех в них влюблен? Как есть во всех. Такой уж ты,
брат, сердечкин, и я тебя
не осуждаю. Тебе хочется любить, ты вот распяться бы хотел за женщину, а никак это у тебя
не выходит. Никто ни твоей любви, ни твоих жертв
не принимает, вот ты и ищешь все своих идеалов. Какое тут, черт, уважение. Разве, уважая Лизу Бахареву, можно уважать Зинку, или уважая поповну, рядом с ней можно уважать Гловацкую?
— Я, братец, давно всем простил! Сам Богу грешен и других
осуждать не смею!
Не я, а закон
осуждает. Ось-то, которую ты срубил, на усадьбу привези, да и рублик штрафу кстати уж захвати; а покуда пускай топорик у меня полежит! Небось,
брат, сохранно будет!
Преступник знает притом и
не сомневается, что он оправдан судом своей родной среды, своего же простонародья, которое никогда, он опять-таки знает это, его окончательно
не осудит, а большею частию и совсем оправдает, лишь бы грех его был
не против своих, против
братьев, против своего же родного простонародья.
Не осуждай,
брат, а лучше, когда будешь ехать домой, закати и сам сюда на недельку!
— Ты одно помни: нет худа без добра, а и добро без худа — чудо! Господь наш русский он добрый бог, всё терпит. Он видит: наш-то
брат не столь зол, сколько глуп. Эх, сынок! Чтобы человека
осудить, надо с год подумать. А мы, согрешив по-человечьи, судим друг друга по-звериному: сразу хап за горло и чтобы душа вон!
Она разволновалась, так что даже на щеках у нее выступил легкий румянец, и с увлечением говорила о том, будет ли прилично, если она благословит Алешу образом; ведь она старшая сестра и заменяет ему мать; и она все старалась убедить своего печального
брата, что надо сыграть свадьбу как следует, торжественно и весело, чтобы
не осудили люди.
Бояр наших,
не погневайтесь сударь, учат они уму-разуму, а нашу
братью, купцов, в грязь затоптали; вас, господа, —
не осудите, батюшка! — кругом обирают, а нас, беззащитных, в разор разорили!
— Послушайте, Африкан Семеныч! — начал Лежнев, и лицо его приняло серьезное выражение, — послушайте: вы знаете, и жена моя знает, что я в последнее время особенного расположения к Рудину
не чувствовал и даже часто
осуждал его. Со всем тем (Лежнев разлил шампанское по бокалам) вот что я вам предлагаю: мы сейчас пили за здоровье дорогого нашего
брата и его невесты; я предлагаю вам выпить теперь за здоровье Дмитрия Рудина!
Дигэ сопровождал
брат, Галуэй, лицо которого во время этой тирады выражало просьбу
не осудить молодую жизнь, требующую повиновения каждому своему капризу.
— Бог шутку
не осудит, — шёпотом уверил монах, а
брат, помолчав, спросил...
Его
брат сидел недвижимо. Он любил в
брате эту восторженность речи, стараясь
не замечать ее деланности. Он благоговел пред его умом и красноречием,
осуждал в нем только излишнее подобострастие, претившее его прямодушию.
— Кто тебя ставил над ним судьею и даже исполнителем этого суда? Если Господь Бог в своей неизреченной благости допускает на земле зло и его носителей, то, значит, это входит в высшие цели Провидения, бдящего над миром, и
не человеку — этой ничтожной песчинке среди необъятного мироздания — противиться этой воле святого Промысла и самовольно решать участь своего
брата — человека, самоуправно
осуждать его,
не будучи даже уверенным, что суд этот
не преступление самого совершенного ближним преступления.
Сами пьем, ругаемся, деремся, судимся, завиствуем, ненавидим людей, закона божьего
не принимаем, людей
осуждаем: то толстопузые, то долгогривые, а помани нас денежками, мы готовы на всякую службу идти: и в сторожа, и в десятские, и в солдаты, и своего же
брата разорять, душить и убивать готовы.